Опрокинутый мир - Страница 29

— Ладно, в конце концов, ты в нашей гильдии временно. Способность к языкам — главное оружие меновщика.

От Коллингса я узнал, что местные жители говорят по-испански; поскольку лиц испанского происхождения в Городе не оказалось, ему и его коллегам пришлось выучить язык по книжке, отыскавшейся в городской библиотеке. С задачей этой они кое-как справились, хотя то и дело возникали осложнения, связанные с диалектами.

Еще он рассказал мне, что из шести верховных гильдий лишь путейцы постоянно прибегают к наемному труду. Иногда кратковременной помощи требуют мостостроители, но в общем и целом задачи меновщиков сводятся к тому, чтобы нанимать рабочих для путевых бригад и еще обеспечивать так называемое «освежение».

— Это еще что такое? — не замедлил поинтересоваться я.

— То самое, из-за чего нас так не любят, — ответил Коллингс. — Город ищет поселения, где голодают и нищенствуют. К нашему счастью, мы идем сейчас по бедным, слаборазвитым районам и можем рассчитывать на выгодные сделки. Мы предлагаем туземцам пищу, технику для сельскохозяйственных работ, лекарства, электроэнергию, а в обмен просим выделить мужчин, способных к физическому труду, и одолжить несколько молодых женщин. Женщины переселяются в Город на тридцать, иной раз на сорок миль — на срок, достаточный для того, чтобы дать жизнь новым горожанам.

— Я слышал об этом, — отозвался я. — Слышал, но не верил.

— Почему же не верил?

— Но разве это… — я запнулся. — Разве это не аморально?

— Что же аморального в том, чтобы Город оставался населенным? Без свежей крови мы бы вымерли за два-три поколения. Ведь в Городе рождаются почти исключительно мальчики.

Я припомнил, из-за чего началась драка.

— Но ведь случается, что женщины, которых переселяют в Город, уже замужем?

— Ну, и что же? Все, что от них требуется, — родить одного ребенка. Потом они, если хотят, могут вернуться домой.

— А ребенок?

— Если это девочка, она остается в Городе и воспитывается в яслях. Если мальчик, мать может забрать его с собой или оставить здесь, как пожелает…

Только тут до меня дошло, почему Виктория избегала этой темы: моя мать тоже была привезена в Город извне, а потом оставила его, не пожелав взять меня с собой. Она меня бросила. Но осознание этого факта далось мне без горечи.

Меновщики, как и разведчики, выезжали в свои экспедиции на лошадях. Меня никогда не учили ездить верхом, и когда мы с Коллингсом впервые отправились в путь, я шел с ним рядом, держась за стремя. Позже он выучил меня основам верховой езды: ведь мне, пояснил он, все равно не обойтись без этого, когда я попаду наконец в гильдию своего отца. Езда осваивалась медленно — сперва я боялся лошади и никак не мог совладать с ней. Лишь постепенно до меня дошло, что лошадку мне подобрали кроткую и послушную, я обрел уверенность в себе, и она, словно почувствовав это, начала повиноваться мне.

В первый раз мы не стали отлучаться далеко от Города. К северо-востоку лежали две деревушки, и мы побывали в обеих. Нас встречали с любопытством, но, по мнению Коллингса, ни в той ни в другой жители не так уж и нуждались в товарах и услугах, какие Город мог им предложить, и в переговоры мы не вступали. Да и надобности особой не возникало: наемными рабочими Город был в настоящее время обеспечен, переселенных женщин пока хватало.

Путешествие наше заняло девять дней, и все девять дней мы жили без удобств и ночевали, где придется. А вернувшись, узнали, что Совет навигаторов дал добро на строительство моста. Если я правильно понял Коллингса, Город мог выбрать один из двух маршрутов. Первый отклонялся от прямой на северо-запад, шел в обход глубокой расселины, но затем выводил на резко пересеченную местность с обнажениями скальных пород; второй вел по более ровной местности, но требовал возведения моста через расселину. Совет проголосовал за второй маршрут, и теперь все трудовые ресурсы временно передавались в распоряжение гильдии мостостроителей.

Поскольку мост превратился теперь во внеочередную проблему, Мальчускин и еще один путеец вместе со своими бригадами были освобождены от обычных работ, им в помощь мобилизовали почти половину стражников, а движенцы выделили контролеров за точностью укладки рельсов на мосту. Ответственность за его конструкцию и надежность, естественно, лежала на самих мостостроителях, и они запросили у меновщиков дополнительно пятьдесят наемных рабочих. Коллингс с коллегами тут же покинули Город и разъехались по деревням; а меня тем временем отправили на север в распоряжение мостостроителя Леру, отца Виктории.

Когда мне довелось взглянуть на расселину своими глазами, я понял, что возведение моста действительно представляет собой серьезную инженерную задачу. Расселина была широкой — в месте, что выбрали для моста, ярдов шестьдесят, — а грунт по краям выветрился и грозил осыпями. По дну расселины бежала быстрая речка. В довершение всех бед северный край расселины был футов на десять ниже южного, и, следовательно, с северной стороны приходилось пристраивать наклонную эстакаду.

Гильдия мостостроителей приняла решение сделать мост подвесным. На сооружение арочного или консольного моста не доставало времени, а простейший метод — заложить расселину деревянными брусьями-подпорами — исключался из-за непрочности грунта.

Первым делом начали возводить четыре опорные башни — по две на северной и южной стороне. Башни, свинченные из стальных труб, казались неправдоподобно хрупкими. Один из монтажников сорвался с верхушки башни и разбился насмерть. Работы даже не приостановились. Вскоре после этого мне разрешили очередной двухдневный отпуск, и я очутился в Городе в момент перемещения. Впервые я сидел в городских стенах, заведомо зная, что вся исполинская махина ползет вперед по рельсам, и с интересом отметил про себя, что движение в сущности не ощущается, лишь где-то вдалеке чуть слышен легкий шум, наверное, от моторов лебедок.